Когда случился этот локальный ад? Больше года…кажется, что даже два. Да, два года назад они выяснили, что у мамы онкология. Заболевание из мира магглов, которое не лечится даже современными методами, если болезнь серьезно запустить. Два года они с отцом жили в состоянии ужаса и попутно пытались как-то с этим справляться.
Отец, конечно же, всеми правдами и неправдами отказывался верить маггловским врачам и не принимал факт того, что его жена буквально медленно истлевает на глазах. А Джонатан был просто раздавлен.
Они с матерью всегда были гораздо ближе, чем с отцом. Элеонор всегда поддерживала его, чаще в тайне от Роберта, чтобы тот не ворчал на сына лишний раз. И Джонатан всегда был благодарен матери за то, как тактично она поддерживала их отношения. Она была мудрой женщиной, которая знала, что значило хранить чужие тайны, как свои. Она всегда была тактична, если речь заходила о чужой жизни и с уважением относилась к чужому выбору… Вот уж до кого Роберту было крайне далеко. Джонатан с возрастом все чаще удивлялся тому, почему именно Роберт? Почему именно его отец? Почему такая чудесная женщина, как Элеонор, выбрала себе в мужья такого человека? Непримиримого, упрямого, заносчивого… На все это Элеонор чаще всего отвечала с улыбкой: “В молодости твой отец был совсем другим”. Но Джонатан отказывался верить, что так уж сильно меняют человека прожитые годы. Мама ведь не поменялась. И даже эта чертова болезнь была не в состоянии сменить ее отношение… а вот отец сломался, и это было, как бельмо на глазу.
За два года болезни Роберт испробовал всё, что было доступно и недоступно простым смертным. Он делал это от большой любви и еще большего отчаяния. И Джонатан прекрасно понимал его мотивы. Но чем чаще и упорнее отец пытался излечить мать от неизлечимой болезни, тем сильнее росла злость и апатия внутри самого Джонатана.
С каждой поездкой в Мунго, с каждым врачем или сомнительным врачевателем, которого он приглашал к ним в дом, маме становилось все хуже. Ее истощали разговоры, ей было тяжело куда-то ездить. Даже дома она в последний год почти не передвигалась сама. Смотреть на это было невыносимо. И Джонатан, каким бы сильным он не был, не мог видеть любимую маму такой.
Он стал чаще уходить с головой в работу, не обращал внимания на призывы отца чаще приезжать. Не потому что не хотел, а потому что не мог. Глядя на то, как умирает твоя мать буквально на глазах… становилось физически тяжело находиться там, рядом и быть безмолвным свидетелем. Джонатан писал письма. Это единственное, что он мог. Их переписка с мамой длилась пару последних месяцев, пока не пришло последнее письмо, где Элеонор уже не твердой рукой написала: “Я люблю тебя, мой дорогой сынок. Ты - самое ценное, что было в моей жизни.”
Джонатан прорыдал ночь напролет. Не вышел на работу после, поехал в отчий дом, чтобы повидаться в последний раз, но мамы там уже не застал. Домовик сказал, что отец отвез госпожу в Мунго, потому что той стало внезапно ужасно плохо. Так сын не увидел мать в последние часы ее жизни, а просто сидел у кровати, где она проводила большую часть своего дня. Слез больше не было. Осталась только звенящая внутри пустота.
Шли дни. После того, как Элеонор скончалась, Роберт и его свекровь (бабушка Джонатана по материнской линии) оба распорядились о похоронах. Мать Элеонор настояла на том, чтобы все было сделано так, как она считала нужным, и потому похороны были не слишком многолюдными, только “для своих”.
Джонатан же все это время пытался хоть как-то забыться, работал почти сутками, плохо ел и спал. Он был раздавлен морально настолько, что даже не отвечал на письма отца.
Но на похороны не приехать не мог.

В назначенный день осень играла всеми своими красками. Погода была на удивление хорошая, дождя не было. Джонатан появился на кладбище ровно в тот момент, когда все, кто хотел высказаться - высказался. Ему говорить было нечего. Ему казалось, что он бы все равно не смог найти нужных слов, которые бы могли быть хоть как-то достойны жизни его матери. Слова были не нужны, да. А вот присутствие… Джонатан прекрасно знал, что души умерших не уходят в небытие навсегда. Есть масса таинственных законов мироздания, при которых души усопших остаются где-то неподалеку, материализуются в призраков, либо попросту остаются некоей эфемерной силой внутри каждого из живущих родственников, направляя и помогая. Хотя бы это знание, приобретенное в Отделе Тайн, немного грело его изнутри.
Когда все уже начали расходиться, Джонатан тихо подошел к отцу и бабушке. Где-то неподалеку был и его дед. Несмотря на то, что Роберт грызся с отцом последнее время чаще обычного, дедушка не смел игнорировать похороны. Все в его семье очень любили маму. Действительно любили и уважали.
Бабушка, заметив внука, тут же снова разразилась слезами, обняла его ненадолго, но тут же отпустила. Роберт же стоически молчал. Молчал и Джонатан. Слов или слез у него не было. Он бросил на гроб свой комок грязной осенней и ужасно холодной земли. Посидел немного, глядя на закрытую крышку стеклянным взглядом, затем встал рядом с отцом. Они стояли так еще немного, прежде чем дед не нарушил их тягостное прощание:
- Идем. Нам еще приглашать людей в дом.

Войдя в отчий дом, Джонатан сразу же ощутил, насколько пустым он стал без маминого присутствия. В нем резко похолодало, будто все солнце в мире погасло и все тепло ушло в небытие.
Их домовик постарался: весь дом был в трауре, вещи мамы накрыты белыми полотнами, на паре длинных столов были расставлены закуски и напитки для тех, кто бы хотел еще высказаться или пособолезновать. Посреди главного зала стоял большой портрет мамы.
Джонатан уставился на него и смотрел долго: на нем Элеонор была молодой и жизнерадостной. Картина, конечно же, двигалась. Но не говорила. Она улыбалась ему с неё, поправляла волосы или юбку платья, как часто делала. Лучилась здоровьем и жизнью. Такой ее помнили здесь собравшиеся, а у Джонатана перед глазами то и дело стояли строки из ее последнего письма, и то, как плохо она выглядела в последние месяцы. Он просто стоял там рядом с ее портретом, крепко стиснув губы в тонкую полоску, убрав руки в карманы. Рядом ходили все те приглашенные друзья семьи, на которых ему было плевать. Зачем вообще была вся эта показуха со сбором “гостей”? Внутри нарастало возмущение, готовое вот-вот схлестнуться с болью утраты, которая продолжала резать по сердцу ножом, заставляя кровоточить.

Kelly Mittendorf
Кристи слишком милая вне ИП *тут должен быть плачущий котик*